Татьяна Щербакова

«Велика страна

Валкаланда…»

(Финляндия в поэзии Сергея Городецкого)

Сейчас имя поэта Сергея Митрофановича Городецкого (1884–1967), дебютировавшего в начале ХХ века и писавшего в течение более 50 лет, упоминается крайне редко. Если кто его и вспомнит, то, скорее всего, лишь как одного из теоретиков акмеизма. Однако его стихи произвели фурор в литературной среде символистов. Впервые он предстал перед ними в 1905г. на литературных «средах» В.Иванова. Вот как об этом писал Д.В.Философов: «После торжественно-простых, чеканных стихов Брюсова… где чувствовалось процветание формы и увядание жизни, – грубые, точно топором рубленные гимны Яриле ошарашили не легко удивляющихся слушателей»¹..

Именно эти гимны и составили центр вскоре вышедших сборников «Ярь» (1906) и «Перун» (1907). В 1910 г. оба сборника и еще 63 стихотворения были объединены автором под общим названием «Ярь». Они-то и принесли поэту широкую известность. Другой прославленный поэт Серебряного века Н.Гумилев выразил свое восхищение от лирики Городецкого в следующих словах: «Читая его стихи, невольно думаешь больше, чем о них, о сильной и страстной и вместе с тем по-славянскому нежной, чистой и певучей душе человека…»².

Но не только славянские мотивы были в стихах молодого поэта. Заметное место среди стихов заняли и финские реминисценции. Известно, что Городецкий бывал в Финляндии, а также общался с финнами, когда ездил на «кондиции» в усадьбу Псковской губернии. Так что естественно, что в своем творчестве он обратился к финскому (и шире – скандинавскому) эпосу.

Это явление нельзя назвать новым. Началом русско-финских литературных связей можно с полным правом считать 1808 год – год объявления войны со Швецией. На ней побывали такие видные деятели, как Денис Давыдов, Ф.Булгарин, К.Батюшков. Все они отразили это событие в своей поэзии. Первой же русской книгой о Финляндии является вышедший анонимно в 1809 году труд князя Гагарина «Тринадцать дней, или Финляндия»..

После присоединения этой скандинавской страны к России постепенно стала выдвигаться идея культурного сотрудничества. Это проявлялось не только в воздействии русской литературы на финскую, но и в возникновении обратной тенденции. В 1820–30-е годы появился целый ряд произведений, в которых возникла местная тематика, связанная с инонациональностями. О финнах писали Ф. Глинка в «Карельских поэмах», В. Кюхельбекер в «Песне лопаря», Е.Баратынский в «Эде» и других своих стихотворениях.

О последнем поэте следует сказать отдельно. Именно он закрепил за собой репутацию «певца Финляндии», тем более что провел на военной службе в этой стране около шести лет. Его стихи напоминают стихи скандинавских романтиков, для которых было характерно обращение к героическому прошлому. Много об этой стороне творчества поэта написал П. Плетнев в статье «Финляндия в русской поэзии», опубликованной в 1842 году. Кроме Баратынского, он говорил в ней и о А.Пушкине, напомнив, что в «Руслане и Людмиле» есть отрывок о Финляндии:

Любезный сын,

Уж я забыл отчизны дальной

Угрюмый край. Природный финн,.

В долинах, нам одним известных,

Гоняя стадо сел окрестных,

В беспечной юности я знал

Одни дремучие дубравы,

Ручьи, пещеры наших скал

Да дикой бедности забавы.

В 1840 году на встрече русских и финляндских литераторов возникла идея издания совместного литературного альманаха, который и вышел в свет в 1842 году на русском и шведском языках. По мнению авторов, он должен был служить своего рода знамением мира. С 1845 года Ф. Дершау, сын абоского коменданта, долгое время живший в Финляндии и финн по происхождению, стал издавать «Финский вестник»..

С 1860-х годов разгорелась полемика по вопросу о независимости Финляндии. Либеральные публицисты поддерживали политику уступок и отстаивали автономию, но все же отрицали возможность государственного самоопределения финляндского народа.

На рубеже XIX–XX столетий среди русских усиливается интерес к «северным» литературам (Ибсен, Стриндберг, Гамсун). Интерес распространяется и на Финляндию. Характер политических отношений тоже сыграл немалую роль в повышении внимания к финляндской культуре. Стали печататься книги об этой стране, переводы ее авторов и литературные рецензии..

Многие поэты Серебряного века обращаются в своих произведениях к культуре и природе Финляндии. Среди них следует назвать Вл.Соловьева, А.Блока, В.Брюсова, М.Горького, И.Анненского, С.Черного, А.Ахматову, а также С.Городецкого, о ком и пойдет речь ниже.

Финские мотивы у поэта появляются в цикле «Тар», который даже имеет подзаголовок «по мотивам скандинавского эпоса» (сборник «Ярь», 1910). Хотя имя Тар и выдумано, но, скорее всего, поэт ориентировался на образ скандинавского бога Тора (или Донара), которого считают повелителем грозы, грома, бури и плодородия. В скандинавской мифологии Тор – бог из рода асов, второй по значению (после Одина), сын Одина и Ёрд, муж Сив, богини с золотыми волосами. Он рисуется рыжебородым богатырем, вооруженным боевым молотом Мьёлльниром, разъезжающим в повозке, запряженной козлами. Ему присущи те же функции, что и славянскому Перуну. Многие исследователи указывают на генетическую связь между этими богами. Тор прежде всего культурный герой или богатырь, защищающий Мидгард (мир людей) и Асгард (небесное селение богов) от великанов. Но Городецкий не касается этого аспекта в своих стихотворениях. Его Тар – прежде всего бог грома. И в первом стихотворении он тот, кто, прогневавшись на людей, закрыл тучами небо:

Опустился Тар в Валкаланду

Серой птицей долгокрылою.

И сказали люди: – тучи –.

Про его густые крылья

И разгневали могучего.

Десять лет висели крылья,

Десять лет меняли перья…

Важно отметить, что Тор никогда не предстает злым и жестоким, он герой, его подвиги воспеваются, в некоторых мифах он даже выглядит простодушным и благородным силачом-богатырем (например, в сюжете о походе к великанам в Утгард в «Младшей Эдде»). А вот Тар изображается грозным и властным. Так, в третьем стихотворении, написанном от лица убитого горем человека, поклонявшегося Тару, говорится о жертвоприношении:

Тар, о жадный! Самой сильной

Ты лишил меня жены.

Жертвы я не знал всесильней:

Вылил кровь седьмого сына у сосны.

Тар, на помощь! Чьей же властью

Стали дни мои пусты?

Жрал ты жертвы полной пастью,

Ты без сердца – или все это не ты.

Кроме того, у Городецкого Тар отвергает «лунную дочь», которая из-за этого стала «жрицей бездомной». Именно ее голос мы слышим в последнем стихотворении цикла:

Я спустилась в жилище жреца,

Я забыла высокую мать,

Я слезами отмыла с лица

Божества роковую печать.

Следовательно, Тар предстает еще и коварным разрушителем девичьей судьбы.

Таким образом, поэт, хотя первоначально и опирается на традицию скандинавского эпоса, достаточно далеко от нее отходит, рассматривает образ под особым углом зрения. Об этом же писал и Брюсов: «… песни, подсказанные финскими преданиями… несколько переделаны на русский лад, русифицированы»³.

К скандинавскому эпосу отсылает и множество названий цикла (Уюхта, Юхтаари, Еякинасов, Оле Еякинас, Ялитара). Название же страны «Валкаладны» неизбежно ассоциируется с Валгаллой – небесным чертогом для павших в бою, раем для доблестных воинов в германо-скандинавской мифологии. Тем не менее, у Городецкого Валкаланда – это скорее абстрактная сказочная страна.

Присутствует здесь и еще один персонаж скандинавской мифологии – Мара. В низшей мифологии народов Европы она считалась злым духом, воплощением ночного кошмара. У Городецкого Мара – злая «пряха черной выси неба». Важно отметить, что этот образ имеет индоевропейские истоки – в славянской мифологии тоже есть Мара, воплощение смерти, мора. Однако здесь речь идет именно о скандинавском толковании. Вообще же, Мара не является в цикле действующим персонажем – она возникает как сравнение во втором стихотворении, в котором дается яркое описание любви, подобное тем, какое обычно характерно для народных сказок:

Как осенний жадный ветер

Любит вихри желтых листьев;

Как упрямый белый корень

Любит треск засохшей почвы;

Как невидный крепкий вереск

Любит гибель всех растений;

Как любила злая Мара,

Пряха черной выси неба,

Пастуха быков рассвета,

Так любила Ойкаюка

Ону Кнута.

В этом стихотворении Мара противопоставляется «пряхе синей выси неба» Юне Блаве. Этот персонаж придуман автором, он снова дополняет существующий миф новым образом, тем самым придавая ему иное звучание.

Но скандинавские мотивы присутствуют не только в одном цикле сборника. К нему примыкает еще одно стихотворение – «Юхано» с подзаголовком «На финском озере». Главный герой – своего рода финский Дон Жуан. «Коренастый, низколобый, преисполнен тучных сил», он плывет по озеру и страдает оттого, что никогда в жизни не любил («Нету милой, нет любимой! Где ты, девушка-краса?»). Однако на суше его ждут соблазненные и покинутые им женщины со своими детьми.

В этом же стихотворении нашему взору предстает и финская природа. Это и недвижная озерная гладь, и берега, «как пояса», и прибрежные тростники, и утренний туман. Здесь уже нет богов, но опять же упоминаются имена, отсылающие к скандинавскому эпосу (Тильда, Вахти, Маэстина, Айна). Имя же главного героя Юхано, как записал Городецкий в своем дневнике в 1963 году, он слышал, общаясь с финнами в дачном поселке Куоккала, где часто бывал.

В целом цикл «Тар» и стихотворение «Юхано» существенно отличаются от других стихов сборника, которые посвящены нравам и верованиям Древней Руси. Анализируемым стихотворениям присущ экзотический колорит, особая яркость красок. В книге Тару отведено место рядом с другими богами, но уже славянскими, – Ярилой, Перуном, Стрибогом. Как во всем сборнике, так и в стихотворениях, написанных под воздействием скандинавского эпоса, поэт очень вольно обращается с существовавшими легендами и сказаниями. Часто он просто придумывает новые мифы, которые органично сочетаются с уже существующими.

***

¹ Философов Д.В. Старое и новое. М., 1912. С. 6.

² Гумилев Н. Письма о русской поэзии. М., 1990. С. 126.

³ Брюсов В. Далекие и близкие. Статьи и заметки о русских поэтах от Тютчева до наших дней / / Брюсов В. Собр. соч. в 7 томах. Т.6. М., 1975. С. 332.